Алкоголизм
Пьющий мужчина
Честнее, конечно, быть юродивым «Христа ради», совершая подвиг самоуничижения, а не продолжать жизнь «чиновника» и «отца семейства».
А как же тогда величие человека, созданного по «образу и подобию Бога»? Апостол Павел говорил: «Если мы соединены подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскрешения». Мармеладов, похоже, хочет соединиться с Богом «подобием смерти» только. Он жаждет пережить такой же позор и крайнюю степень унижения, какие принял на себя Христос перед мучительной смертью. Сцена смерти Мармеладова указывает на это. Когда окровавленного мужа внесли в дом, Катерина Ивановна — жена Мар-меладова — произнесла: «Добился!» И потом, при последнем издыхании му-жа: «Добился своего!» Она понимала, что Мармеладов добивается своего прощения ценою смерти. Умирающих грешников прощают, «ибо умерший уже освободился от греха» (Апостол Павел). Умереть надо было для греха, а Мармеладов умер весь — и для греха, и для воскрешения в себе иной, другой жизни.
Сладостное прощение, освобождение от мучительного самоощущения «Я плохой» есть цель поведения, миссия Мармеладова, выраженная, между про-чим, в его «именовании» — фамилии. Сладкая, как мармелад, «смерть» — его соблазнение. Не те отклоненные Христом в пустыне искушения дьявола — Силой, Умом, Властью, — а искушение сладкой смертью! Мармеладов, таким образом, не стал «подражателем Христа», а сочинил собственную ре-лигиозную доктрину, более простую в исполнении — грешить, страдать и ждать сладкой смерти, всепрощения.
Вся его пьяная жизнь есть повторение одной и той же, как репетиция, фи-нальной сцены умирания: его раздавила барская коляска, запряжённая двумя горячими серыми лошадьми, раздавило то, на чём ездят богатые и довольные собой люди. Как и все пьющие. Мармеладов долго примеривался, долго и многократно репетировал свою смерть. Он «раздавливал» себя самокритикой, упреками и обвинениями, бросал себя под «колеса» другой жизни, «умирал» в сладких объятиях опьянения -лежал «пьяненький» и был освобожден (временно) от греха. И вот репетиции закончились. Он дома на диване не «пьяненький», а окровавленный, в агонии. Последние слова к дочери: «Соня! Дочь! Прости!» И грохнулся с дивана наземь лицом, отошёл, отошёл от жизни, раздавленный жизнью.
Другая жизнь Раскольникова
Если пьющий не умрёт от пьянки, не загнётся в собственной постели от «внезапной смерти», не даст раздавить себя «тяжёлыми обстоятельствами», если бросит пить и начнёт думать, то наверняка в чём-то повторит духовный путь Раскольникова, соединится с ним «подобием воскресения».
Как известно, Родион Раскольников не хотел примириться с миром, кото-рый лежит во зле. Он понимал, что вопиющую социальную несправедли-вость «вылечить» невозможно, как и изменить нравственный облик человека. Оставалось одно — отделиться от мира, стать выше его, выше его морали, переступить вечные нравственные законы, освободиться от сетей, опутавших человека, сетей обязательств, зависимостей, табу, запретов, долга. На такое способны были только настоящие люди, по-настоящему свободные лично-сти.
Раскольников «выходит из подполья», он — бунтарь. Он — гордый человек, он хочет проверить свою способность быть человеком. Раз изменить мир нельзя, тогда надо изменить своё положение в мире! «Наполеоновская идея» начинает властвовать над его сознанием и мышлением, как властвует «без-обидный алкоголь». Можно, упрощая конечно, сказать, что Родион Расколь-ников — это «духовный аддикт», наркоман одной идеи («мономанией» — называл это Достоевский). Для него сама идея и есть «опиум для личности» («опиум для интеллигенции»?). Алкоголь и религия — «опиум для народа», идеи и наука — «опиум для индивидуалов». Вот формула идейного самоот-равления, «философической интоксикации» Раскольникова: задуманное им преступление — «не преступление».
Оригинальное название: Завьялов В.Ю. "Пьющий мужчина: что делать?"
