Унесенные водкой


Чалмаев берет меня под руку:
– В Дом литераторов не ходишь – напрасно. Если тебя критикуют, делай вид, что ничего не происходит. Голову кверху, шаг бодрый, всем поклон – привет, привет! А то ведь подумают: в позу встал. Этак-то и забыть могут.
– Могут, конечно. И забыть могут. Тургенев говорил: если тебя не печатают пять лет. считай – забыли. Так что мне уж можно и не мельтешить в Доме литераторов. Все равно забыли. Меня уж вон сколько лет не печатают.
– В загранкомандировку бы поехал. Я ездил уже трижды.
– Ты другое дело, а меня кто пошлет? Там, в руководстве Союзом, Феликс Кузнецов сидит, мой критик.
Чалмаев поднимает указательный палец, елозит взглядом где-то под ногами, тихо говорит:
– Феликс – о-о!.. Хитрован. Был недругом, а теперь даже рад будет. Скажет: ага-а, пришел, поклонился. Сыграет в благородство. О-о-о... Они, брат, леваки, не так просты, как мы думаем.
Тянет меня за рукав книзу, в ухо свистит:
– Не теряй время, – просись за границу. Сейчас ветер подул в нашу сторону, – если квартира большая нужна, тоже проси. Вон Фирсов – министерскую получил.
Тут подает голос Надежда:
– Давно ему говорю: проси квартиру побольше. В нашей-то тесновато, книги нас выживают.
– Вот и верно. Иди к Феликсу Кузнецову – проси. И снова Надежда:
– Никуда он не ходит. Всем левакам насолил и теперь сидит на даче, как сыч на ветле. Его бранят, а и хорошо. Если взять вашу литературную кухню, так там приличных людей всегда травили, из Москвы, из Петербурга высылали. А и в наше время – Булгакова возьми, Маяковского, Есенина... Ты бы, Виктор, написал об этом, и его добрым словом помянул, как раньше.
Критика точно кипятком ошпарили: качнулся, как от удара. головой замотал, – будто и не слышал ничего. Тянет меня за рукав, шепчет:
– В буфет пойдем.
В буфете за стойкой я пью чай, он – коньяк. Скороговоркой перечисляет литературные новости.
– Фирсов о Шолохове поэму сляпал. Хе-хе... Черт знает что – древесина! Сорокин – о Пушкине наворотил кучу, Марков – о Гагарине. Читать нельзя! Лес переводят. На каждую книжку-то, поди, гектара два уходит, на прозу и того больше. Акулов своего Касьяна Остудного печатает. Зачем, кому нужно?! – Древесина!..
Выпил подряд две рюмки, продолжает:
– У Тургенева – Касьян с Красивой мечи, у этого – тоже Касьян. Смех! Ну, скажи, скажи на милость, – ты ведь знаешь Акулова – зачем уж явное-то эпигонство?.. Стыдно ведь. Касьян Остудный – хе-хе...
Чалмаев был изрядным ворчуном, он и в своих ранних статьях много желчи разливал. Высмеивал как-то ядовито, ехидно, – он был талантлив, и от его характеристик всякому было неуютно. В статьях его немало ума, они блистали слогом, содержали смелые мысли.

 

Автор книги: Иван Дроздов "Унесенные водкой"

Hosted by uCoz