Алкоголизм
Народное дело
В — ского) были бы в гораздо меньшом количестве... Где же, в самом деле, было догадаться народу, что вино стало хуже и дороже, если бы благодетельная литература не вразумила его!.. Правда, литераторам и во сне не грезилась такая радикальная мера, на какую решился народ; правда, что они никогда не говорили ни одного слова о противодействии откупу со стороны самого народа, а всё возлагали свои надежды на посторонние силы... Но ведь мало ли о чем вовсе не думали литераторы, мало ли чего они не понимают! Все-таки они люди ученые, а иногда даже и чиновные,— и если в народе что-нибудь сделается, так уж это, верно, от них! В противном случае они будут протестовать, и если их не послушают, то они "возвысят свой голос" против народа; что тогда будет?
К удивлению нашему, повод к протестации представился "Экономическому указателю" и в деле трезвости, которой причиною он сам был, по крайней мере отчасти. Оказывается, что мужики слишком уж усердно взялись за дело и приняли даже то, чего вовсе не было в видах "Указателя". Они постановили штрафы и наказания тем, кто нарушит обязательство трезвости. Это значит, что они не совсем хорошо поняли тенденции доктора и статского советника И. Вернадского, который, как известно, всякое вмешательство общественной власти в дела граждан считает личною для себя обидою. Чтобы вразумить недогадливых мужиков, г. Вернадский счел долгом протестовать против принудительных мер, употребляемых ими в деле трезвости. "Нравственное улучшение,— говорит он,— происходит, по нашему мнению, только нравственным путем, и насилие, принуждение в деле трезвости, по нашему мнению, так же мало может истинно исправить народ, как и крепостное право... Восставая против всего насильственно искусственного и грубого и сочувствуя только тому, что истинно нравственно и чуждо всеубивающего страха, мы считаем своею обязанностью возвысить голос свой за добровольные общества трезвости и против насильственных мирских приговоров об этом предмете, подкрепляемых розочными ударами. Всякие штрафы запрещены".
"Какой смысл имеет последняя фраза?" — спросите вы. Мы сами не доискались в ней смысла, тем более что она заканчивает статейку,— далее ничего уже нет. Кем запрещены, где, когда запрещены,— мы не могли добиться... Но как же г. В. говорит о запрещениях и возвышает голос против, когда он сам беспрестанно проповедует laissez faire? Да, конечно, laissez faire, дозволяйте делать что угодно, но только знайте, кому дозволить... Народу никак невозможно даровать этого права... Мы с доктором В. можем друг другу laissez faire; но ежели в народе составится общество, и члены этого общества, приняв на себя какие-нибудь обязанности, согласятся положить штраф или наказание за нарушение этих обязанностей,— то тут уже не laissez pas faire, [Не дозволяйте делать (фр.). — Ред.] тут уже "всякие штрафы запрещены". Тут уж мужик с нами советуйся и соображайся с нашими гуманными воззрениями, потому что мы смотрим на предметы не просто, а возвышенно. "Для нас дорог не столько акт отказа от вина, сколько то нравственное побуждение к самоусовершенствованию, то сознание вреда от вина, которое служило поводом к этому акту".
