Лечение алкоголизма

В благословенный «период застоя» сюда два-три раза в месяц приезжала шаховская автолавка с продуктами и промтоваром. Как грянула перестройка, о деревне забыли. Сюда даже почту не приносят, оставляют в шошинском магазине: вдруг из Стрелки кто заглянет, тогда и передаст. Пенсию, правда, раз в месяц бабкам приносят. А больше — никого и ничего.
Думаете, живут мои герои в очередном таежном тупике? Если бы! Им бы тогда вся страна привет передавала. Это заурядная, каких миллион, деревенька на границе Московской и Тверской областей. Шаг влево, шаг вправо — две социально-бытовые разницы. Московским что-то положено, а через двести метров тверским этого уже не дают.
Борис здесь родился. Родители тоже были местные, всю жизнь крестьянствовали. До четвертого класса учился в Шошинской школе, а потом ходили они с ребятами в школу за семь верст в Княжьи Горы. Некоторое время назад возили школьников от Шоши на совхозной машине, сейчас дети по старинке пешком ходят. Ни совхоза, ни машины. Сама Шошинская четырехлетка лет пять назад сгорела: стояла пустая, учителей не было.
Потом он выучился на шофера-автокрановщика шестого разряда, работал и в Зубцове, и в Кньяжьегорском леспромхозе, и в Шаховской. Жил в зубцовской общаге гостиничного типа, там и с Таней познакомился. Она была учительницей начальных классов. Поженились, стали жить втроем — с Максимкой — в мире и согласии.
А два года назад умерла мать. Внезапно. Оказалось — рак. Борис запил, несколько дней на работу не выходил. На этот раз обошлось, простили. А еще через три месяца скончался отец. Вино сгубило. Парализовало его, и в три дня отошел. После этого они с Татьяной неделю пили. На этот раз Борису прогулов не простили, уволили. Права отобрали, восстанавливать не стал, на все рукой махнул. Вместе с Таней приехал в родительский дом — а куда еще деваться, зубцовской квартиры лишился, служебная ведь. Таня вела хозяйство, а Борис пошел сторожем на Шошинскую ферму. И после этих двух запоев стали они попивать, и чем дальше, тем больше. Денег уже и на самое необходимое не хватало...»
А дальше журналистка пишет, что скоро ферму вообще закрыли, не стало ни колхоза, ни совхоза, ни работы. И жители нескольких деревень стали безработными.
«В Шошу приходишь, мужики спрашивают: нет ли какой работы? Может, баню поставить, забор или еще чего? Деньги зарабатывать надо, а негде. Хотя вокруг — работы непочатый край, да хозяина нет, который бы эту работу организовал и работникам заплатил. Скучно жить. Пьют мужики.
— Здесь надеяться не на что. И уходить некуда, — тихо и спокойно проговорил Борис. Почерневшее небо над нами бесшумно вздрагивало от далеких зарниц — не то тверских, не то московских.
— Как не на что? Ты мужик работящий, фермерствуй!
— Для этого начальный капитал нужен, а мы что заработаем — пропьем. Пытался лечиться. Сам поехал в Зубцов к наркологу. Ну давали мне тетурам — гадость страшная, весь красными пятнами пошел, голова болит, давление подскочило, сердцебиение бешеное и мужского достоинства, я извиняюсь, никакого.

 

Hosted by uCoz